Подводники - герои
Н.Черкашин, писатель-маринист, капитан 1 ранга запаса
32 метра (19 марта - День подводника)
Эта история реальная. Подводная лодка Тихоокеанского флота, получив сильные повреждения в результате столкновения с гражданским судном, затонула. Борьбу за живучесть корабля и выживание уцелевшего экипажа возглавил старпом (старший помощник командира ПЛ) капитан-лейтенант С.Кубынин...
21 октября 1981 года. Среда, 19.00. Японское море. Борт дизельной торпедной подводной лодки «С-178». Лодка возвращалась в базу. Шла в надводном положении. 19.30. Старший помощник командира капитан-лейтенант Сергей Кубынин приказал радистам запросить у оперативного дежурного базы «добро» на проход боновых ворот. Разрешение было получено необычно быстро - через пять минут. Кубынин доложил о том командиру -капитану 3 ранга Маранго и поспешил с мостика вниз, во Второй отсек, составлять график вахт на стоянке в базе. Пока шел ужин и боевая тревога при входе в узость не была объявлена, можно еще успеть зачитать по общей трансляции список заступающих на дежурство по кораблю. Каюта старпома была занята - в ней отдыхал старший на борту, начальник штаба бригады подводных лодок капитан 2 ранга Каравеков. Старпом устроился в кают-компании, где капитан-лейтенант-инженер Тунер и лейтенант-инженер Яма-лов допивали компоты, торопясь покончить с ужином до ревуна боевой тревоги. Кубынин пригласил в кают-компанию и строевого старшину Зыкова, чтобы вместе уточнить список.
В эти минуты на берегу оперативный дежурный ушел тоже на ужин, оставив за себя мичмана. Мичман не знал, что в базу входит подводная лодка, и на свой страх и риск разрешил выход из гавани большому судну - рефрижератору № 13. Рефрижератор уходил надолго в южные моря, и потому многие рыбаки, включая стоявшего на мостике Курдюкова, крепко прощались с берегом. Говоря проще - были пьяны. До катастрофы оставались считанные минуты... 19.40 - 19.45. Сразу после ужина, пока не заверещали ревуны боевой тревоги «По местам стоять! К проходу узкости!», инженер-механик «С-178» капитан-лейтенант Валерий Зыбин возлез на мостик выкурить сигарету. Здесь уже была «полна коробушка»: помимо тех, кого обязывала быть наверху служба - командира, вахтенного офицера, боцмана на вертикальном руле, рулевого-сигнальщика, - вовсю дымили замполит капитан-лейтенант Дай-неко, штурман капитан-лейтенант Левун, доктор - старший лейтенант медслужбы Григоревский.
Покачивало. Погода начинала портиться. Но это никого не волновало: слева по борту проплывал берег, густо раззолоченный огоньками Владивостока. Лодка шла под дизелями: правый работал на винт, левый вращал электромотор в режиме генератора. Чтобы приток воздуха к дизелям был хороший, переборочные двери между Третьим, Четвертым и Пятым отсеками были распахнуты- «напросос». Потом и это сыграет свою роковую роль. Зыбин встал под козырек ограждения рубки, достал сигареты. Вдруг боковым зрением уловил высокую тень, быстро заслонявшую береговые огоньки. Услышал вопль командира:
- Право на борт!!!
Тень стремительно надвигалась. Теперь уже видно было, что это носовая часть огромного судна - океанского рефрижератора.
Вахтенный сигнальщик старший матрос Ларин успел навести фонарь Ратьера на надстройку судна и отбарабанил тревожную дробь. Он так и держал свой прожектор (до последнего!) наведенным в лоб надвигающейся громаде. Как будто мог остановить ее лучом. Удар! Кованый форштевень рефрижератора ледокольного типа взрезал левый борт субмарины почти у самой кормы. Острый штевень буквально въехал в электромоторный Шестой отсек. От удара лодка накренилась так, что черпанула рубочным люком. Все, кто стоял на мостике, полетели в воду - в стылую бездну осеннего моря.
Секунд через пятнадцать лодка скрылась в черной воде. С борта рефрижератора свесилась чья-то голова:
- Эй, внизу! С какого ботика?
Черти вас носят!... Там с пьяных глаз решили, что напоролись на портовый буксиришко.
Прошла добрая четверть часа, прежде чем с рефрижератора в воду полетели спасательные круги. Затем не спеша спустили шлюпку. В ней была груда весел и только одна уключина!... Тогда спустили моторный баркас, но движок не завелся. На месте затонувшей субмарины клокотали воздушные пузыри... Первым утонул сигнальщик старший матрос Ларин: он не умел плавать. Его тело водолазы нашли потом рядом с корпусом лодки. С рефрижератора сбросили плотик, но его быстро отнесло течением. Подводники держались в ледяной воде больше получаса. Старший лейтенант Соколов, вахтенный офицер, подбадривал матросов:
- Держитесь кучнее, ребята! Не дрейфь, всех подберут!
Но его самого отнесло от рефрижератора волнами. Больше его никто не видел. Не нашли и тела. Замполит Дайнеко отдал свой круг матросам, сам держался на надувном жилете. Командир лодки Маранго вцепился в боцмана: оба чуть не утонули. Их подняли первыми.
.. .В течение часа на рефрижератор № 13, чей нос был смят в гармошку, а форпик затоплен, подняли всех, кого выбросило с мостика, за исключением трех утонувших. Спасенных прогрели в душе и напоили горячим чаем. Командира лодки сняли с борта вертолетом и доставили в штаб флота к руководителю спасательной операции вице-адмиралу Голосову. Но что он мог ему сообщить?!
19.45. Траверз острова Скреп-лева. Борт «С-178». Зыбина подбросило и прижало водой к крыше козырька. Затем током воды его втянуло в шахту верхнего рубочного люка. Нечего было и думать, чтобы его задраить. Вода низвергалась сплошным потоком. В стальном колодце нижнего рубочного люка механик застрял вместе с матросом Мальцевым, который кинулся навстречу из центрального поста в рубку герметизировать отсек. Оба застряли плотно и безнадежно - ни туда, ни сюда. Зыбин уже начал задыхаться в мощном потоке студеного водопада, но все же чудом проскользнул вниз, и матрос Мальцев, сбив стопор крышки, успел захлопнуть люк. Море осталось наверху. В центральном посту стояла непроглядная темень. Тускло фосфоресцировали циферблаты глубиномеров. Палуба уходила из-под ног с дифферентом на корму и креном на левый борт. Кто-то тряс Зыбина за плечо.
- Товарищ командир, что слу чилось?... Товарищ командир...
Механик узнал голос старпома Кубынина, впотьмах принявшего его за Маранго. Но ответить ничего не смог. Стоял, застыв в шоке. Смотрел на глубиномеры. Одна из стрелок показывала шесть метров. «Ерунда, - подумал Зыбин, - придавило форштевнем. Сейчас выплывем, и крен отойдет». Но крен не отходил. Никто не подозревал, что лодка уже лежала на грунте в мягкой подушке придонного ила с восьмиградусным дифферентом на корму и двадцатидвухградусным креном на левый борт.
.. .В момент удара Кубынин сидел в кают-компании и составлял с главстаршиной Зыковым список дежурств, которым (увы!) не суждено было состояться.
Тряхнуло. Повалило. Загремела сыпавшаяся со стола посуда. Погас свет. Первая мысль: «Выскочили на мель!»
- Старпом, что случилось?! - закричал из каюты начальник штаба. Кубынин, не дожидаясь, когда отойдет крен, выбрался из- за стола и кинулся в центральный пост. С трудом отдраил перебороч ную дверь и угодил под водопад из шахты рубочных люков. В кро мешной тьме принял механика за командира. Дальше стояли в центральном посту рука об руку - боролись за живучесть.
Итак, лодка лежала на грунте. Трюм центрального заполнялся водой, несмотря на то что давление в отсеке повысилось на три атмосферы. Вода хлестала и из Четвертого отсека. Видимо, он заполнился до предела. Кубынин с болью подумал, что там осталось четырнадцать человек.
Члены экипажа ПЛ «С-178» (слева направо): В.Дайнеко, А.Левун, С.Кубынин, Р.Шарыпов, С.Иванов. 2003 г.
20.20. Ясно было, что Третий, центральный отсек не отстоять.
Все во Второй отсек! - ско мандовал Кубынин. Сам он пере лез в сухой отсек последним - ког да вода поднялась уже вровень с комингсом круглой переборочной двери. Задраили лаз и тут же зака шлялись от едкого дыма: «меха нические» офицеры Тунер и Яма- лов только что потушили буше вавший здесь пожар, но воздух в отсеке сделался такой, что впору было натягивать дыхательные ма ски. Кроме трех офицеров (Ямало- ва, Тунера, Иванова) во Втором отсеке находились еще два элект рика. Кубынин решил немедлен но перевести всех в носовой тор педный отсек - отсек живучести, или, как еще его называют, от сек-убежище, снабженный всем необходимым для связи с поверх ностью и выхода из аварийной лодки. На стук и запрос старпо ма из Первого откликнулись не сразу. Прошло минут десять, по ка сквозь переборку не проник го лос акустика Федулова:
Чего надо? Федулов стоял у рычага кремальеры и никого к люку не подпускал. - Ну их на... - рычал он. - Са ми из-за них погибнем!
Кубынин требовал, чтобы к переборке подозвали начальника штаба. Но Каравеков не подходил. Положение было безвыходным в прямом смысле слова - из Второго отсека на поверхность не выйдешь. Центральный пост затоплен. В нос - не пускают. Дышать гарью становилось все труднее. К тому же пожар мог возобновиться. Федулов чувствовал себя за толстенной переборкой недосягаемым и потому преотчаянно дерзил старпому. Кубынин в бессильном гневе рвал рычаг кремальеры. Сам ведь учил: аварийный отсек борется до конца. Но в упорстве Федулова было нечто иное, чем следование главной подводниц-кой заповеди. Ненависть к старпому, давнему своему притеснителю, да страх за собственную жизнь (он был уверен, что во Втором все еще бушует пожар) заставляли его висеть на рычаге кремальеры.Кубынин недоумевал: почему делами в отсеке правит матрос? Почему молчит начальник штаба капитан 2 ранга Каравеков? В Первом отсеке, когда рефрижератор врезался в лодку, ужинали торпедисты и приписанные к их баку метристы, трюмные и акустики. Раскладной столик с посудой полетел под стеллажные торпеды, погас свет, и всех швырнуло на задние крышки торпедных аппаратов. Удара о грунт никто не почувствовал. Только со свистом пошел по вдувной вентиляции воздух. Магистраль перекрыли. Распахнулась переборка, и в круглую дверь пролез начальник штаба. Был он бос и бледен, держался рукой за больное сердце. Каравеков с трудом лег на подвесную койку и отдал единственное распоряжение: «Выпустить аварийный буй». Матросы открутили стопор, и большой красный поплавок с телефонной трубкой внутри всплыл на поверхность.
Дверь за Каравековым задраили и никого больше не впускали.
20.30. Прошло уже два часа, а переборочную дверь в Первый отсек им так и не открывали. Кубынин почти отчаялся: ведь не вышибешь же 300-килограммовую круглую дверь из литой стали. Сколько ни рвал рычаг кремальерного запора - стальная кривулина толщиной с руку не подалась ни на миллиметр. Видимо, с той стороны сунули под зубчатку болт. И тут он услышал голос старшины 2-й статьи Сергея Лукьяненко. С Лукьяненко у старпома, несмотря на огромную разницу в служебном положении, отношения были почти приятельские. Их связывала общая страсть к автомобилям.
- Сережа! - прокричал Кубы нин тезке. - Будь другом - открой!
И Лукьяненко открыл. Взбешенный старпом ворвался в отсек.
- Где начальник штаба? Ему кивнули на койку, где, поджав под себя босые ноги, лежал Каравеков. Кубынин поостыл. Что, Владимир Яковлевич плохо? Плохо... Сердце прихватило. Каравеков вообще не отличался здоровьем. Весь недолгий поход глотал таблетки.
Старпом схватил телефонную трубку - надо было срочно позвонить в Седьмой отсек, растолковать задраившимся там матросам, как выходить из лодки. Но было поздно. Эх, впустили бы в отсек на часок раньше! Старпом не сомневался, что смог бы помочь отрезанным подводникам дельным советом. Однако теперь надо было думать о живых. Их в носовом отсеке скопилось тридцать человек (семеро из центрального поста, восемь из Второго отсека, пятнадцать из Первого). Люк между Вторым и Первым оставили открытым. Кубынин распорядился снарядить РДУ (регенеративные дыхательные установки) кислородными пластинами. Две «эрдэушки» поставили во Втором отсеке, две - в Первом. Работали они из-за низкой температуры в отсеках плохо, но все равно дышать стало полегче.
Во Втором каким-то чудом еще светилась лампа-переноска. Но скоро погасла, когда центральный пост затопило полностью. Теперь мрак едва рассеивала только крохотная лампочка подсветки вольтметра на панели радиосигнального устройства. Командир боевой части связи и радиотехнической службы капитан-лейтенант Иванов установил связь с поверхностью (носовой буй работал как антенна). Сверху, из мира живых, им сообщили, что на подходе спасатели «Жигули» и «Машук», а главное - спасательная подводная лодка «Ленок». Спешат также большой противолодочный корабль «Ворошилов» с вертолетом на борту и катер командующего Тихоокеанским флотом «Тайфун». В отсеках приободрились. - Спасут, ребята! - сказал старпом. - Только без паники! Иначе хана.
Предупреждение это относилось в первую очередь к радиотелеграфисту Пашневу и рулевому-сигнальщику Хафизову, которые нервничали больше всех. Тем временем механик Зыбин пересчитал дыхательные аппараты (ИДА). Не хватало десяти «ида-шек ». К тому же некоторые гидрокомбинезоны оказались прогрызенными крысами. Сообщили на поверхность, что для выхода из лодки необходимо еще 10 комплектов. Сверху пообещали передать их через торпедные аппараты, как только придет «Ленок» с водолазами.
.. .На связь с поверхностью выходили по радиотелефону через каждые 30 минут. Но к шести утра разыгравшийся шторм оборвал буй-антенну, и приемник замолк. Проверили аварийные провизионные бачки - пусты. Это уж как водится, увы, почти на всех подлодках. Сгущенка и галеты из неприкосновенного запаса - «законная» добыча «годков» (старослужащих). Нашли три кочана капусты, несколько банок консервированной свеклы. Из сухой про-визионки во Втором отсеке достали крупу и несколько пачек ма-каронов. Грызли все это потихоньку, прислушиваясь к шуму винтов над головой.
22 октября. 12.00. Глубина 32 метра, крен 32 градуса на левый борт. Дифферент 8 градусов на корму.
Старпом и механик, посовещавшись, решили выпустить кого-нибудь наверх для связи со спасателями. Выбор пал на капитан-лейтенанта Иванова. В помощь довольно щуплому связисту снарядили здоровяка-алтайца старшего матроса Мальцева. Одели их в гидрокомбинезоны, навьючили баллоны дыхательных аппаратов («идашки»). Подготовили для выхода 4-й торпедный аппарат.
Вылезете - простучите три раза, - наставлял Кубынин. По этому сигналу закрываем переднюю крышку. Будьте осто рожны, чтобы не защемило. Тог да и вам хана, и нам.
(С приоткрытой передней крышкой торпедного аппарата не откроешь потом заднюю и не сможешь воспользоваться им как шлюзом.) Первым (как более сильный) влез Мальцев, следом - Иванов. За ними задраили заднюю крышку, простучали: «Как самочувствие?», выходящие стуком же ответили: «Нормально». Им простучали два раза, что означало: «Открываем переднюю крышку!» Иванов и Мальцев напряглись в ожидании водяного удара. Чтобы бешеный поток врывающегося моря не смыл их к задней крышке, оба прижались к нижней стенке, растопырили руки-ноги и пригнули головы.
Этой паре старпом приказал вытолкнуть буй-вьюшку (поплавок с тросом для безопасного подъема по нему с выдержкой времени), прицепив ее к волнорезному щиту карабином. Как позже выяснилось, буй-вьюшка зацепилась в нише торпедного аппарата, и наверх из нее вышла лишь небольшая петля. За нее Иванов и Мальцев держались какое-то время, что бы хоть как-то соблюсти режим декомпрессии. Затем оба всплыли. Их подобрали и быстро отправили в лазарет.
20.00. Борт «С-178». Сверху по-прежнему никаких сигналов. Настроение резко упало. Дрожали от холода, сбились на койках в тесные группки. Натянули ватники, шинели, одеяла. Кое-кто пошарил в каютах Второго отсека, и матросы разжились офицерскими тужурками и кителями. Гадали: удалось ли Иванову с Мальцевым выйти на поверхность? А если удалось, то подобрали ли их стоящие суда? Кубынин уверял, что в заливе сейчас сосредоточены все спасательные силы флота, что к утру обязательно подадут воздушные шланги. Ему плохо верили. Больше всех хандрили Пашнев и Ха-физов. Остальные первогодки -матросы Анисимов, Шарыпов, Носков - держались хорошо. Старпом велел «слабакам» облачаться в гидрокомбинезоны. В помощь им назначил старшего матроса Ананьева, старшину команды трюмных. Кубынин тщательно проинструктировал троицу: не торопитесь всплывать! Заберитесь на рубку и сделайте там выдержку - все-таки метра на три-четыре поближе к поверхности. Но Пашнев и Хафи-зов были так перепуганы, что почти ничего не воспринимали.
Они вышли, Ананьев дал три условных стука - « один за всех ». Больше их не видели... Вероятно, на поверхности их просто не заметили в вечерних сумерках. Всех троих унесло в океан.
21.00. Спустя полчаса после выхода второй группы по корпусу носового отсека постучали наконец водолазы. Это подошла и легла на грунт в 50 метрах от затонувшей «эски» спасательная подводная лодка «Ленок». Водолазы засунули в открытую трубу торпедного аппарата четыре ИДА с комплектами гидрокостюмов. В одной из «идашек» нашли записку: «По получении всех аппаратов ИДА будете выходить из торпедных аппаратов методом затопления отсека. От волнорезных щитков протянут трос на«Ленок». Вас будут встречать водолазы. Ждите еще две кладки». Старпом спрятал записку в нагрудный карман кителя - отчетный документ. Новой кладки долго не было. Шла вторая ночь на грунте. Регенерация работала плохо. Она иссушила воздух так, что матросы жаловались: «пересыхает в груди», «легкие подсушило».
Давал знать о себе и холод. Чтобы занять людей и скоротать время, механик и Тунер организовали замер давления в баллончиках « идашек ». Давление в норме. Это слегка успокоило народ. Старпом разыскал шильницу (плоскую фляжку для спирта - «шила») и разлил для «сугрева» по 20 граммов на брата. Подводники повеселели. Потом Кубынин нашел во Втором отсеке коробку с жетонами «За дальний поход». Пришла мысль: вручить их вместе со знаками классности нынче же, прямо здесь, в аварийной лодке, на дне Японского моря. Как-никак, а все они сдавали сейчас самый страшный экзамен - на выживание. Старпом надел командирскую фуражку с золотыми «дубами» на козырьке и стал выкликивать отличившихся:
- Старшина 2-й статьи Лукья- ненко! -Я! - Ко мне!
Механик держал пальцами клеммы разбитого аварийного фонаря, направив лучик на старпома. От имени главнокомандую щего ВМФ награждаю вас жето ном «За дальний поход». Служу Советскому Союзу! - Старший матрос Кириченко. -Я! - За смелые и решительные | действия объявляю вас специали стом 1-го класса!
Матросы весело загудели.
23 октября. 3.20. Посовещавшись с механиком, Кубынин решил выпустить третью группу. Соображения были такими: 1) Надо, чтобы вышедшие поторопили спасателей со второй кладкой. 2) Начальнику штаба становилось с каждым часом все хуже и хуже; пока может двигаться -пусть выходит. 3) «Чем меньше народа, тем больше кислорода».
Кроме Каравекова в третью партию включили командира моторной группы лейтенанта-инженера Ямалова (новичок, только что из училища) и акустика матроса Ми-кушина, конченого пьяницу и нытика (взяли его в поход последний раз перед списанием на берег и отправкой домой). Всех троих одели в гидрокомбинезоны, за-жгутовали. Первым в узкую шестиметровую трубу забрался Ямалов, ему в ступни уткнулся головой Мику-шин, затем вскарабкался Караве-ков, но тут же вылез обратно. Он хватался за сердце и быстро переключал аппарат на «атмосферу». Его разжгутовали, дали отдышаться. Начальник штаба был бледен. Капли пота дрожали на стеклах маски. Ну, что, Владимир Яковле вич, вперед?! Вперед... Это было последнее его слово...
Каравеков влез в аппарат. За ним задраили крышку. Дважды раздался троекратный стук. Вышли! И тут же застучали в корпус водолазы. Копались они часа три, затем дали сигнал: «Закрыть переднюю крышку, открыть заднюю». Повернув 42 оборота ключом-«розмахом», старший торпедист Кириченко распахнул заднюю крышку и отпрянул: из трубы осушенного аппарата торчали ноги Каравекова, обтянутые мокрой резиной. Начальник штаба не подавал признаков жизни. Снова потухли глаза, поникли головы. Покойник в отсеке... Из трубы торпедного аппарата достали еще четыре «идашки», два аккумуляторных фонаря и резиновую сумку с консервами и соками. Есть никому не хотелось, несмотря на то что истекали вторые сутки.
- Ешьте, ребята! - настаивал старпом. - Иначе сил не хватит на выход.
После приема второй кладки выяснилось, что теперь «идашек» хватает на всех (нашли еще несколько во Втором отсеке). Теперь можно выходить всем! Простучали водолазам: «Готовы к выходу». Но те, видимо, не поняли - ответили двумя ударами: «Закрывайте крышку». Разумеется, они не знали, что подводники разыскали в отсеке новые аппараты и теперь у них полный комплект. Как договорились ранее, спасатели намеревались передать третью кладку и потом недоумевали, почему в отсеках готовы к выходу. Водолазы настойчиво требовали закрыть переднюю крышку, а Кубынин с неменьшей настойчивостью отстукивал: «Готовы к выходу». Эта перепалка длилась добрых полчаса. Наконец водолазы стукнули один раз: «Выходите».
15.00. Стали готовить отсек к затоплению. Все надели гидрокомбинезоны. Отсек начал заполняться водой. Это были самые тягостные и самые мучительные часы. И без'того плотный воздух сжимался все больше. Дышать стало очень трудно. Вредные газы, наполнявшие в преизбытке отсечный воздух, стали еще токсичнее, еще вреднее. Темнело в глазах, кружилась голова. А вода, обжимая ноги, живот, грудь, медленно подступала к подбородку. Зыбин подплыл к Кубынину - Ну что, Серега, давай откры вать крышку.
За рукоять «розмаха», открывающего переднюю крышку, взялся сам старпом, потом его сменил Кириченко, затем Лукь-яненко. Надо было сделать 42 оборота, но каждый проворот ключа стоил невероятных сил: градом катил холодный пот, чернело в глазах. Сказывалось отравление углекислотой (позже из-за" интенсивной работы под давлением у всех, кто крутил «розмах», произошла баротравма легких). С облегчением убедились, что воздух, сдавленный в отсеке, никуда не травится. Открыли заднюю крышку. Теперь отсек сообщался с морем напрямую - через трубу торпедного аппарата № 3. - Ну, пошли, мужики! - ско мандовал старпом. Пошли, как стояли на стеллажной торпеде: Шарыпов, Тунер...
Едва Тунер, окунувшись с головой в воду, вполз в торпедную трубу, как в маску ему уткнулись ступни Шарыпова. Матрос пятил- ся. Он вылезал обратно. Тунер вынырнул, а вслед за ним в воздушной подушке появилась и голова Шарыпова. Шарыпов переключил аппарат на «атмосферу" и отрывисто выкрикнул:
-Аппарат... завален... «идаш-ками»...
Так вот почему водолазы упорствовали: они сделали третью кладку! Теперь выход в море забит тяжелыми «идашками». Матрос Киреев не вынес этого известия и потерял сознание. Его не стали разжгутовывать - бесполезно. Вода стоит выше груди. Ему поддули из баллончика гидрокостюм, и Петя Киреев лежал на воде, как резиновый матрас. Старпом подгреб к механику. - Валера, попробуй стащить «идашки» сюда или вытолкнуть за борт.
Мемориал подводной лодки «С-178» с захоронениями погибших на ней моряков на Морском кладбище во Владивостоке.
Зыбин нырнул в трубу, пополз вперед. Из-за положительной плавучести его все время прижимало к своду аппарата. На тренажерах такого не было. Там труба заполнялась чуть выше половины и ползти было куда легче. Подергал первую суму с «идашкой» -ни туда, ни сюда. Неужели все? Конец? Так глупо... Зыбин уперся ногами, подтянулся за направляющую для торпед и головой - молясь и матерясь - выпихнул все три сумы за борт. Дал три удара - «выход свободен» и вылез из трубы в нишу торпед-ного аппарата. .. .Услышав три зыбинских уда-ра, в отсеке возликовали и едва не закричали: «Ура!» Путь к жизни свободен!
Один за другим подводники приседали и ныряли в трубу. Самым последним, как и подобает командиру корабля, покидал отсек старпом. Кубынин посветил фонарем - все ли вышли? Все. Лишь плавал, поддерживаемый надувным костюмом, Петя Киреев. Кубынин попробовал притопить его и впихнуть в аппарат. Матрос не приходил в сознание, а проталкивать бездвижное тело целых шесть метров по затопленной трубе было нереально. Сергей и без того чувствовал себя на пределе сил. Отравленная кровь гудела в висках и ушах, ныло в груди лопнувшее легкое. С трудом прополз по трубе. Выбрался на надстройку, огляделся: никого нет. (У водолазов была пересменка.) Решил добраться до рубки и на ее верхотуре выждать декомпрессионное время, а затем всплыть на поверхность. Потом потерял сознание. Его чудом заметили с катера...
Сергей пришел в себя в барокамере на спасателе «Жигули». В вену правой руки была воткнута игла капельницы, но боли он не ощущал - лежал в полной прострации. Врачи поставили ему семь диагнозов: отравление углекислотой, отравление кислородом, разрыв легкого, обширная гематома, пневмоторакс, двусторонняя пневмония...
Потом был госпиталь. В палату к Кубынину приходили матросы, офицеры, медсестры, совсем незнакомые люди; жали руку, благодарили за стойкость, за выдержку, за спасенных матросов, дарили цветы, несли виноград, дыни, арбузы, мандарины. Это в октябрьском-то Владивостоке! Палату, где лежал Кубынин, прозвали в госпитале «цитрусовой»... Это было приятно, только никак не уходила из сердца боль о 32 погибших офицерах и матросах экипажа...
От редакции. Никто из мужественных подводников до сих пор не удостоен никакой награды.